Кумиром может стать человек, и страстная влюбленность – это как раз создание кумира. Влюбленный похож на изготовителя идолов из обрубков дерева и осколков камней. Этих идолов, созданных его собственным воображением, он украшает, им поклоняется и служит.
Человек – образ и подобие Божие. Нам дана заповедь любить человека; но обожать человека – порой до состояния какого-то безумия – значит делать себе кумир из сгустка плоти и костей, который когда-нибудь обратится в тлен.
Кумиром могут быть деньги, которым человек в своем обольщении приписывает непобедимое могущество. Кумиром может быть наука: большинство ученых, полагающих, что силами науки можно спасти человечество, делают из нее для себя кумир, который противопоставляют Богу Живому, причем сами выступают в роли жрецов этого «божества интеллекта». Кумиром может быть искусство, которое служит не к славе Божией, а обожествлению этого мира и человеческих страстей.
Кумиром для родителей могут стать их собственные дети, ради которых они порой бывают готовы в буквальном смысле продать душу диаволу.
В одном месте Священного Писания написано: «Идолы – ничто», а в другом: «Идолы – бесы». Сам по себе идол – духовный обман, пустота, но эту пустоту, этот духовный вакуум заполняют темные силы. Поэтому человек, привязанный больше к творению, чем к Творцу, находится под влиянием демонических сил.
Если сказать кратко, душевный план второй заповеди – проверка своего сердца: нет ли в нем чрезмерной привязанности или ненависти, которые отнимают место в человеческой душе у Самого Бога, когда, образно говоря, престол души добровольно отдается другому и на него взбирается невидимый зверь.
Интересно, как примитивные народы изображали своих богов. Их идолы имеют вид чудовищ, каких-то фантастических животных, с выступающими вперед клыками и загнутыми, как у хищных птиц, когтями. Если они имеют человеческий облик, то похожи на изображения демонов с выпученными глазами, оскаленными зубами; кажется, что эти идолы готовы броситься на свою жертву и растерзать ее на части. Идолы наших страстей так же отвратительны, страшны и безобразны, как божества африканских племен и жителей тихоокеанских островов. Как бы мы ни украшали их, но истинное лицо этих идолов беспощадно и жестоко, как у духов подземелья. Они мучают свою жертву, вонзают в нее свои когти, но ослепленной жертве все равно кажется, что они дороже всего на свете. Когда время испытания разбивает этих глиняных богов, то душа впадает в такую тоску, что ей уже представляется, что лучше умереть, чем видеть нищету и позор своих кумиров.
Христа нельзя ввести в пантеон. Благодать не может войти в душу, в которой царствуют страсти. Поэтому заповедь учит отрывать от сердца то, что ему дороже, чем Бог; отрывать с болью, как режут и прижигают пораженное гангреной тело.
В духовном плане вторая заповедь говорит о том, что дух человека должен быть храмом. В алтарь нельзя вносить ничего не священного, оно должно быть оставлено за его пределами. Когда во время сердечной молитвы возникают помыслы и образы, то чаще всего это прежние кумиры снова поднимают голову, снова зовут к себе. И в этом отношении заповедь не сотвори себе кумира говорит о необходимости в молитве отрешаться и отделяться от всего земного.
Не произноси имени Господа, Бога твоего, всуе
Третья заповедь учит: Не произноси имени Господа, Бога твоего, всуе. Буквально имя Господа, как святыня, не должно употребляться в обыденных разговорах, то есть без чувства благоговения перед Тем, Кто открыл нам Себя в этом имени. Имя Божие становится огненным возмездием и карой для тех, кто клянется им ложно, обращает его в шутку или сопровождает упоминание о нем бранью. Когда мы произносим имя Божие, то как бы дотрагиваемся своей рукой до Его хитона. Когда мы произносим имя Божие, то всевидящее око Господне устремлено в наше сердце. Имя Божие должно произноситься с таким благоговением, с каким мы поклоняемся иконе и прикладываемся к ней своими устами. Можно сказать, что имя Божие – это словесная икона Того, Кто выше мысли и слова, Кто вечен и бесконечен, Кто непостижим мыслью и невыразим человеческим языком.
В душевном плане наше сердце должно стать тем апокалиптическим камнем, на котором написано таинственное имя,– это камень белого цвета, символ чистоты. Сердце должно стать грунтом, на котором написана икона Бога как Его имя. Здесь обоюдный процесс: жизнь человека приготовляет его сердце к молитве, а молитва освящает жизнь человека. У древних отцов не было книг и разработанного учения об Иисусовой молитве, но была чистота сердца и помыслов, которая привлекала к себе благодать Божию, и сама благодать молилась в их сердцах. Они как бы прислушивались в благоговейном изумлении к неизреченным словам этой духовной молитвы: Сам Господь был учителем ее. Нечистота и лукавство нашего сердца служат главным препятствием для Иисусовой молитвы.
Трудно написать икону на покореженной, неровной, покрытой трещинами доске. Наша жизнь не соответствует молитве, поэтому – несмотря на все книги, в которых отражен опыт святых отцов, преуспевших во внутренней молитве, даны их советы, их методы (то есть, говоря современным языком, техника молитвы),– она не прививается к нашему сердцу. Не исправляя свою жизнь, а лишь повторяя слова молитвы, мы хотим совместить несовместимое. И бедняк может пригласить царя в свою убогую хижину, но мы зовем Бога в жилище своей души, полное грязи, смрадное от нашего мысленного разврата; где толкутся мысли и образы, рожденные злобой и ненавистью, похожие на брань и драку пьяных. В эту-то грязь, с которой не желаем расстаться, мы приглашаем Царя царей! Поэтому молитва, «оторванная» от нашей жизни в целом, остается бесплодной.
