Неделя о Блудном сыне. Омилия III (святитель Григорий Палама)

На притчу Господню о спасенном блудном сыне

«Будет глад, – сказал Пророк, оплакивая Иерусалим, – не глад хлеба и воды, но глад слышания слова Господня» (Ам. 8:11). Голод это – состояние лишения вместе же и потребности в необходимой пище. Но есть голод хуже и трагичнее, чем этот голод, это – когда тот, кто, лишаясь того, что необходимо для (стяжания) спасения, не чувствует ужаса бедствия, не ощущая даже потребности в спасении. Голодающий и не находящий, обходит все вдоль и поперек, ища где-либо хлеба, и хотя бы нашел из затхлого теста, или же кто-нибудь дал ему лепешку из проса или отрубей или иных малоценных видов пищи, он настолько бывает рад, насколько, лишаясь, прежде скорбел. Так и имеющий духовный голод, т. е. лишающийся и вместе имеющий потребность в духовной пище, обходит все вдоль и поперек, ища имеющего дар учения от Бога; и если найдет, с радостью вкушает хлеб духовной жизни, который есть спасительное слово; его не возможно не найти тому, кто до конца упорно ищет. «Всяк бо просяй, приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзается» (Мф. 7:8, Лк. 11:10), – сказал Христос.

Но есть и такие, которые по причине долговременного духовного голодания, теряют и самое желание насытиться; по сему они приобретают нечувствительность к вреду, и хотя бы был на лицо учащий, у них – нежелание слушать учение; а если бы не было у них учащего, то и не искали бы, проводя жизнь куда более греховную, чем – блудный сын. Ибо он, хотя и был в лишении, удалившись от общего Кормильца, и Отца, и Владыки, но впав в тяжкий голод, и ощущая лишение, покаялся и возвратился, и снова получил божественную и чистую пищу, и благодаря покаянию, до такой степени приобрел дарования Духа, что даже стал предметом зависти для богатого. – Но лучше, восприняв от начала, мы изложим вашей любви эту Господню евангельскую притчу, поскольку сегодня и обычай читать ее в церквах.

«Человек некий, – говорит Господь, – име два сына» (Лк. 15:11). Здесь под тем «человеком» Господь говорит о Самом Себе, и тут нет ничего удивительного. Ибо если воистину Он стал ради нашего спасения Человеком, то что удивляться, если ради нашей пользы Он представил Себя (в притче) одним из людей, Он – Который является всегда Хранителем и души, и тела, как Владыка и Творец и того и другого; Который единый явил дела любви к нам и преизобильной заботы еще и до того, как мы пришли в бытие? Ибо до того, как мы пришли на свет, Он уготовал нам вечное наследие Царства, как Он Сам говорит, – «прежде сложения мира» (Ин. 17:24). Прежде нас ради Он сотворил служебных посылаемых Ангелов, как говорит Павел, ради имущих наследовать спасение. Прежде нас, ради нас Он простер над всем этим чувственным миром небо, воздвигнув как бы некий общий и для всех в равной мере сущий шатер; небо всегда самодвижущееся и многообразно движущееся, как бы для того, чтобы в равновесии самодвижения оно удержало свойственное ему место; всегда же движимое в самом себе, оно несет с собою и множество звезд, дабы мы и из этого познали мимотечность настоящей жизни и восприяли пользу, как от всего того, что находится под ним, так иногда и от другого, того – что находится над нашими головами. Ради нас, прежде нас Он сотворил великое светило в начале дня, и – меньшее в начале ночи, и установил их и прочие звезды на тверди небесной, движимые в том же направлении, как и она, или же в обратном, и многовидно или идущих вместе, или отклоняющихся, дабы они служили нам знамениями и для определения времен (года), и цикла лет; в чем не нуждается ни ангельское естество, сущее выше чувственных восприятий, ни существо бессловесных животных, живущее только согласно чувственности. Итак, они созданы ради нас, одаренных чувством и иных потребностей, и ощущением красоты видимого мира, умом же через чувства воспринимающих эти знамения. Ради нас до нас Он основал землю, простер море, над ним богато излил воздух и над ним затем премудро свесил стихию огня, дабы умерить сопряженную чрезмерность холода в том, что находится внизу под ним, и чтобы пребывала в сохранности чрезмерность тепла того огня в его области; если же для своего бытия и бессловесные животные нуждаются в тех же вещах, что и люди, но и сами они для того, чтобы быть рабами людей, раньше нас пришли в бытие, как воспевает Пророк Давид.

Итак, до того, как нас создать, Творец наш составил весь этот мир ради нашего тела; произвел из ничего. Для улучшения же нравов и руководства в добродетели, чего только не сделал любящий добродетель Владыка? – Самый весь этот чувственный мир является как бы каким-то зеркалом того, что находится сверх мира, дабы чрез духовное созерцание сего мира, как бы по некой чудесной лествице, нам востечь к оному высшему миру. Он вложил в нас врожденный закон, как бы некую незнающую компромисса норму, и непогрешимого судью, и незаблуждающегося наставника, – собственную совесть в каждом из нас, – дабы если случится в душе нам смутиться мыслью, не иметь нам нужды в ином наставнике для понимания добра; если же к внешнему ощущению мы благообразно перенесем наш ум, тогда, как говорит Апостол, «невидимая Божия, от создания мира твореньми помышляема, видима суть» (Рим. 1:20).

Итак, открыв чрез естество и тварь познание добродетели, Он приставил Ангелов Хранителей; воздвиг для руководства Отцов и Пророков; явил знамения и чудеса, ведущие к вере; дал нам писанный Закон, помогающий закону, вложенному в разумное наше естество, и познанию, полученному на основании (созерцания) твари. Наконец, после того, как мы все оставили без внимания, – о, какое нерадение с нашей стороны! и, напротив, какое великодушие и вместе заботливость со стороны Любящего нас! – Он Самого Себя отдал за нас, истощив богатство Своего Божества в нашу худость, восприяв наше естество, и став Человеком, как мы, благоволил стать нашим Учителем; и Сам учить нас о величии Его человеколюбия, явив сие делом и словом, и вместе побуждая к подражанию Его сострадания к людям и отстраняя несострадательное расположение души слушающих. Поскольку же дар любви присущ и руководителям государств, как и пастырям овец, еще же и владельцам собственного имущества, но не настолько он силен, насколько – у родственных по плоти и крови, и из числа их особенно – у отцов к их чадам, то их любовь Он приводит как пример Своего человеколюбия, называя Себя Человеком и Отцом всех нас: поскольку и Человеком Он стал ради нас и возродил нас чрез божественное крещение и благодать Его Божественного Духа.

Итак, «у некоторого человека, – говорит Он, – было два сына»; так различие нрава разделило на двое единое естество; как и различие между добродетелью и греховностью множество разбило на две группы. И у нас бывает, что мы говорим, что одно лицо двойственно, когда оно имеет двуличный нрав, и, опять же, говорим, что множества представляют одно, когда они солидарны друг с другом. «Приступив же, юнейший рече отцу» – действительно «юнейший» (т. е. несерьезный, незрелый), потому что он представил требование юношеское (несерьезное) и полное безрассудства; так и грех, замышляемый кем-либо, рождая отступление (от Бога), является более новым по происхождению и более поздним рождением злого нашего произволения; а добродетель – первородна, от вечности сущая в Боге, вложенная же в наши души от начала от Бога, как следствие благодати. И приступив, говорится, младший сын сказал отцу: «Даждь ми достойную часть имения» (Лк. 15:12). Вот какое безрассудство: не припал коленопреклоненно, не попросил, но просто «сказал», и не только это, но как бы долг требует от Того, Который всем туне дает. «Дай мне полагающуюся мне часть имения, по закону и по справедливости принадлежащую мне мою долю». И какой это закон и как может быть справедливым, чтобы отцы были должниками детей?! Напротив, конечно, сама природа явила, что дети должники отцам, как приявшие от них жизнь. Но и это его поведение показывает незрелость его мышления.